Самой важной
акцией в восточной политике Петра
Великого был Каспийский поход 1722 - 1723 гг.
Его осуществление коснулось судеб
народов Закавказья и оставило заметный
след как в их истории, так и в истории
России.
Закавказье в
течение нескольких столетий являлось
объектом борьбы за овладение им между
двумя феодальными режимами: Османской
империей и Ираном. Соперничество двух
держав приносило грузинам, армянам и
азербайджанцам неисчислимые беды -
земли, ими населенные, становились
театром военных действий, и один
противник беспощадно грабил и уничтожал
все, что могло принести пользу другому.
Добившись победы, поработители
устанавливали режим насилия и грабежа,
национального и религиозного угнетения.
К XVIII столетию положение соперничавших
сторон существенно изменилось — время
их былого могущества осталось позади. Но
если Османская империя еще судорожно
цеплялась за былое великодержавие и еще
располагала достаточными силами, чтобы
диктовать свои условия восточному
соседу, то этот сосед, т. е. Иран,
раздираемый усобицами, с ослабленной
центральной властью, уже не мог
противостоять агрессивным намерениям
той же Османской империи, зарившейся на
его закавказские владения — Восточную
Грузию, Восточную Армению и Азербайджан.
В Петербурге
отдавали себе отчет, сколь неприемлемым
было для России утверждение Османской
империи в закавказских владениях Ирана.
Прежде всего в этом случае увеличилась
бы протяженность границ с Османской
империей, отношения с которой были
отнюдь не миролюбивыми. Положение
осложнялось тем, что пограничные с
Россией районы были заселены народами,
находившимися в вассальной зависимости
от Османской империи и, подобно крымцам,
совершавшими набеги на русские земли.
Кроме того, вследствие вторжения
османов в закавказские владения Ирана
России на многие десятилетия пришлось
бы расстаться с вынашиваемой Петром
мечтой о том, чтобы шелк-сырец,
следовавший караванными тропами из
Ирана в Западную Европу, доставлялся
туда через Россию.
По своей
инициативе народы Закавказского
региона выражали желание перейти в
подданство России. Еще в 1677 г. армяне и
грузины отправили в страны Западной
Европы представительную делегацию с
просьбой о военной помощи для борьбы с
чужеземными захватчиками. Делегация ни
с чем вернулась на родину, а один из ее
участников, Исраэл Ори, решил остаться в
Европе и два десятилетия скитался по
европейским дворам, безуспешно пытаясь
добиться их согласия помочь
освободительному движению. В 1701 г. Ори
оказался в России и убеждал царя, что
достаточно отряда в несколько тысяч
человек, чтобы избавить Грузию и Армению
от поработителей.
Но Петру в 1701 г.
было не до судеб народов Закавказья —
ему впору было хлопотать о будущем своей
страны и ее суверенитета, оказавшегося
под угрозой после нарвской катастрофы.
Взоры на Восток царь устремил только
полтора десятилетия спустя, когда
одновременно с двумя уже нам известными
экспедициями он отправил в Иран
посольство Артемия Петровича
Волынского. Официальная цель посольства
— подтверждение «давнишней дружбы» с
шахом. На посольство Волынского, кроме
того, возлагались разведывательные цели:
собрать сведения о пристанях, городах и
путях сообщения, вооруженных силах,
жизни двора и т. д. Собственноручные
дополнения, внесенные царем в
инструкцию, с достаточной
определенностью свидетельствуют о
конкретных результатах, ожидаемых
Петром от посольства: он велел выяснить,
«нет ли какой реки из Индии, которая бы
впадала в сие (Каспийское.- Н. П.) море», а
также приложить старание, не
останавливаясь перед подкупом, склонить
к доставке шелкасырца «водяным путем»
до Петербурга. Инструкция Волынскому
была подписана 7 июля 1715 г., а аудиенция
посла у шаха состоялась лишь 14 марта 1717 г.:
свыше года велось снаряжение посольства
и восемь месяцев ушло на преодоление
пути от Астрахани до Исфахана.
Хаотическое
состояние экономики Ирана, слабость
центральной власти, коррупция ханов и
шахских чиновников, продажность двора
были столь очевидны, что Волынскому не
потребовалось много времени, чтобы
оценить ситуацию. В знамени том
донесении 8 июля 1717 г. Волынский изложил
свои наблюдения канцлеру Г. И. Головкину:
«...здесь такая ныне глава, что он не над
подданными, но у своих подданных
подданный, и, чаю, редко такого дурачка
можно сыскать между простых, не токмо из
коронованных... Дела в государстве идут у
них беспутно — как попалось на ум, так и
делают без всякого рассуждения; от этого
так свое государство разорили, что, чаю,
и Александр Великий в бытность свою не
мог войною так разорить». Донесение 30
мая 1718 г. содержит пророческие слова
Волынского: «И кто видел и мог приметить
непорядки и нынешнее состояние здешнего
государства, то иначе и сказать не может,
кроме сего, что самая воля Божия спеет к
конечному падению сей монархии. Хотя и
мои бедные глаза сего не увидят, однако ж
чаю, не во многих летах прочие то
совершенно увидят».
Донесения
Волынского, несомненно, оказали влияние
на решение царя вторгнуться в
закавказские владения Ирана. Эту
решимость подогревали еще три
обстоятельства, в которых не последнюю
роль тоже сыграл Волынский. Одно из них
было связано с назначением Артемия
Петровича астраханским губернатором и
поручением ему вплотную заняться
подготовкой к Каспийскому походу.
Губернатору надлежало вступить в
переговоры с картлийским царем
Вахтангом VI, чтобы он «в потребное время
был надежен нам»; разыскивать удобные
пути для продвижения войск; заняться
устройством продовольственных складов
и сооружением судов для переброски
морем войск и грузов. Волынский
энергично убеждал царя в готовности
Вахтанга VI выступить во главе войск
против шаха.
Другое событие
было связано с грабительским набегом на
Шемаху лезгинского владельца Даудбека и
казыкумыкского владельца Сурхая.
Жертвами их разбоя стали не только
местные жители, но и русские купцы,
многие из которых были убиты. Их потери,
по русским данным, разумеется сильно
преувеличенным, исчислялись 500 000 рублей.
Самый крупный ущерб был нанесен
богатому купцу Матвею Евреинову,
потерявшему товаров на 170 000 рублей.
Волынский, как только ему стало известно
о событиях в Шемахе, рекомендовал царю
использовать инцидент в качестве повода
для военного вмешательства: «Мое слабое
мнение доношу по намерению вашему — к
начинанию законнее сего уже нельзя быть
причины: первое, что изволите вступить
за свое; второе — не против персиян, но
против неприятелей их и своих». В
декабре 1721 г. Петр писал Волынскому: «На
оное ваше мнение ответствую, что сего
случая не пропустить, зело то изрядно, и
мы уже довольную часть войска к Волге
маршировать велели на квартиры, отколь
весною пойдут в Астрахань». О походе как
деле решенном сообщал Волынскому и
кабинет-секретарь Алексей Васильевич
Макаров: «...надеюсь, что все вскоре
сбудется так, как вы писали».
Наконец,
третье соображение, вынуждавшее Петра
не откладывать осуществление плана
похода на отдаленное будущее, было
обусловлено позицией Османской империи
по отношению к инциденту в Шемахе. А. П.
Волынский извещал царя о намерениях
Даудбека и Сурхая распространить свое
влияние не только на Шемаху, но и на
другие города западного побережья
Каспийского моря, а главное, обратиться
с просьбой к султану об установлении
протектората над Шемахой. В
цитированном выше донесении Петру
Волынский писал: «...мнится мне, что ранее
изволите начать, то лучше и труда будет
меньше, а пользы больше, понеже ныне оная
бестия еще вне состояния и силы. Паче
всего опасаюсь и чаю, что они конечно
будут искать протекции турецкой, что им
и сделать, по моему мнению, прямой резон
есть» .
Петр внял
доводам Волынского. В письме Вахтангу VI
он использовал их для обоснования
необходимости срочного военного
вмешательства. Мы предполагали, писал
Петр Вахтангу VI в 1722 г., «чтоб сие лето
еще не начинать сего дела... а в будущем
бы году зачать, но опасались того, понеже
ребилизанты персидские ( Даудбек и
Сурхай.— Н. П.) просили протекции
турецкой, того ради поспешили, дабы хотя
фут в персидских рубежах получить».
Впрочем,
решение отправиться в поход именно в 1722
г. было принято не без колебаний: царю
пришлось выбирать между угрозой
вторжения османов на территорию
Западного Прикаспия и отказом от
тщательной подготовки к походу. Петр
счел более важным упредить османов и
велел с весны 1722 г. стягивать в Астрахань
полки, освободившиеся от участия в
Северной войне. В Твери и Нижнем
Новгороде срочно сооружались
транспортные суда для переброски войск,
снаряжения и продовольствия по Волге и
Каспийскому морю. Из-за недостатка
времени суда велено было «достраивать
дорогою».
Петр выехал из
Москвы 13 мая 1722 г. В Коломне к нему
присоединились Ф. М. Апраксин, П. А.
Толстой, а также супруга Екатерина
Алексеевна. Из Коломны император вместе
со спутниками отправился водой в
Астрахань, а оттуда во главе пехотных
войск численностью 21 495 человек отплыл 18
июля в Каспийское море. Регулярная
конница в составе семи полков (9000
человек) двигалась сушей. В походе
участвовали 12 000 украинских казаков, 4300
донских казаков и 4000 калмыков. Правда,
калмыки и часть регулярных драгун
явились с опозданием и присоединились к
основному войску, когда оно
возвращалось из Дербента в Астрахань.
Петр с пехотой
27 июля высадился в Аграханском заливе,
где ему пришлось ожидать прибытия
кавалерии, испытавшей немало трудностей
от недостатка воды и травы. 6 августа
армия двинулась к Таркам, а оттуда
десять дней спустя — к Дербенту. В
послании Сенату император так описал
этот отрезок пути: «Мы от Астрахани шли
морем до Терека, а от Терека до Аграхани,
отколь послали универсалы; а там,
выбрався на землю, дожидались долго
кавалерии, которая несказанный труд в
своем марше имела от безводицы и худых
переправ, а особливо тот корпус, который
от Астрахани шел с генералом майором
Кропотовым».
23 августа 1722 г.
русские войска без боя вступили в
Дербент. Автор, живший в XIX в., Мирза
Хайдар Везиров, сообщил: «Жители оного
вышли на встречу сего могущественного
царя с ключами города и были
осчастливлены словом его. Когда он
подъехал к Кизлярским воротам,
случилось землетрясение; как заметил
сам государь, город хотел сделать ему
торжественный прием, поколебав стены
перед его могуществом...» В этом
свидетельстве нет преувеличений —
население Дербента действительно
встретило русских как защитников от
набегов Даудбека и Сурхая, грабивших
горожан. Радость дербентских жителей
приходу русских войск отметил и Петр
Великий. «Наиб сего города,— писал
император Сенату,— встретил нас и ключ
поднес от ворот. Правда, что сии люди
нелицемерною любовью приняли и так нам
рады, как бы своих из осады выручили».
Заключительная фраза письма Петра
Сенату содержит общую оценку условий
похода: «Марш сей хотя не далек, только
зело труден от бескормицы лошадям и
великих жаров». Жара была настолько
сильной, что вынудила Петра отрезать
длинные волосы. Из них позже был
изготовлен парик, который и ныне
покоится на голове «восковой персоны»
царя в Эрмитаже.
После
овладения Дербентом царь намеревался
двинуться к конечной цели своего похода
— Шемахе. На пути из Дербента русские
войска должны были соединиться с армией
Вахтанга VI, сосредоточенной в Гяндже и
состоявшей из грузинских и армянских
войск. Но проходили дни томительного
ожидания, а русские все не появлялись. «А
мы по сие время здесь стоим и не знаем,
что делать»,— сокрушался Вахтанг VI в
письме своему представителю при Петре.
Соединение русских войск с грузинскими
и армянскими так и не состоялось —
помехой тому стали непредвиденные
обстоятельства: в конце августа
ластовые (плоскодонные.— Н. П.) суда,
доставившие в Дербент продовольствие,
попали в шторм, дали течь, так что
находившаяся в них мука пришла в
негодность. Войскам, ослабленным
походом в непривычных климатических
условиях, грозил голод, ибо они
располагали провиантом всего на три
недели. На военном совете было решено
оставить гарнизон в Дербенте,
прекратить движение на юг и
возвратиться в Астрахань.
28 сентября 1722 г.
Петр послал к Вахтангу VI Ивана Петровича
Толстого с извещением о своем
возвращении в Астрахань и объяснением
причин отказа от продолжения похода. По
поручению царя он должен был объявить
Вахтангу VI: «...нам невозможно вдаль
ходить с такими войсками, не учредя
магазинов». Сын Вахтанга VI, по словам
Толстого, «зело ужасса, когда услышал от
меня в разговорах о возвращении вашего
величества в Астрахань» .
Решение Петра
поставило Вахтанга VI в крайне
затруднительное положение —
картлийский царь стал подвергаться
усилившемуся давлению с двух сторон: со
стороны шаха, рассматривавшего
готовность грузин и армян оказать
помощь русскому царю как акт измены, и со
стороны османского султана, который
рассчитывал на совместное выступление с
Вахтангом VI против шаха, но ошибся в
своих расчетах, ибо картлийский царь
предпочел этому союзу союз с Россией.
Целесообразность
отказа Петра от продолжения похода вряд
ли может вызвать сомнения. Надо полагать,
что обстановка, сложившаяся в
Закавказье, чем-то напоминала ему
печальной памяти ситуацию на Пруте. И
там и здесь армиям недоставало
продовольствия. И там и здесь успех
кампании находился в зависимости от
помощи христианских народов, томившихся
под чужеземным игом. Оба похода в
широком плане роднила еще одна общность
— они не были достаточно
подготовленными. Урок Прутского похода
не пропал даром — царь на этот раз
проявил осторожность и предпочел риску
отступление. На пути к Астрахани в
Аграханском заливе была заложена
крепость Святого Креста. В ней, как в
Дербенте и Тарке, царь распорядился
оставить гарнизон.
В Астрахань
Петр прибыл 4 октября. Здесь царю
сообщили о послании рештского везира на
имя астраханского губернатора с
просьбой помочь населению Гиляна в
борьбе с набегами лезгин и афганцев: «...тамошние
жители от бунтовщиков весьма утеснены и
ничего так не желают, как чтоб пришло
российское войско и приняло их в
защищение». Месяц спустя в Решт
отправилась экспедиция, состоявшая из
двух батальонов солдат, посаженных на 14
судов. Экспедиция без боя вступила в
Решт. Таким образом, в течение 1722 г.
русские войска закрепились на всем
протяжении западного побережья
Каспийского моря, за исключением Баку .
13 декабря 1722 г.
состоялся торжественный въезд Петра в
Москву. Триумфальную арку украшала
панорама с изображением Дербента и
панегирической надписью на латинском
языке: «Сию крепость соорудил сильный
или храбрый, но владеет ею сильнейший и
храбрейший». Основателем Дербента был
Александр Македонский.
На 1723 - 1724 гг.
падают три акции Петра, являвшиеся
продолжением Каспийского похода: одна
из них носила военный характер, две
другие — дипломатический. 17 июля 1723 г.
четыре полка пехоты, посаженные на суда,
под командованием генерал-майора
Матюшкина высадились в Бакинском заливе.
Петр поручил Матюшкину «идтить к Баке
как можно наискорее и тщиться оный город
с помощию Божиею достать, понеже ключ
всему оный». Наиб на предложение
впустить в город русские войска ответил
отказом, однако сопротивление гарнизона
не отличалось упорством —
бомбардировка крепости вынудила его
сдаться. Петр остался доволен
действиями Матюшкина. «...За ваши труды,—
писал ему царь,— вам и всем, при вас в
оном деле трудившимся, благодарствуем и
повышаем вас чином генерал-лейтенант».
Двумя другими
действиями царь дипломатическими
средствами закрепил овладение
Прикаспием. 12 сентября 1723 г. в Петербурге
был заключен договор с Ираном, по
которому взамен уступленных России
Ираном земель царь обязывался оказывать
шаху военную помощь в борьбе против
афганцев, пытавшихся подчинить Иран
своему влиянию. Мирным исходом
завершилось соперничество России с
Османской империей за сферы влияния в
Закавказье, едва не приведшее к военному
конфликту. Султанский двор признал
присоединение к России Западного и
Южного Прикаспия, но и Россия признала
протекторат Османской империи над
восточными Арменией и Грузией. Тем самым
освобождение Армении и Грузии от
чужеземного господства откладывалось
на будущее. Вахтанг VI должен был
покинуть пределы Грузии и в
сопровождении огромной свиты (1185
человек) поселиться в Астрахани.